«Перевертыш» Кристиана Ньюмана — нестандартный слоубернер, который себе противоречит. В основном это психологический триллер о проблеме сложных семейных отношений. По законам медленного ужаса, они подаются не как сюжетная данность, меняющаяся в ходе повествования, а как условия, в рамках которых всегда развивается конфликт, как бы его не решали. Но интересно, что исчерпывается семейный конфликт здесь не в границах слоубернера, но иначе, сворачивая в кардинально иной жанр.
Почему же «Перевертыш» можно отнести именно к неспешному horror-у? Дело в том, что фильм Ньюмана напоминает почерк известнейшего представителя этого жанра на сегодняшний день – Ари Астера. Например, конфликт «Реинкарнации» последнего выстроен вокруг нездоровых отношений в психически травмированной семье. Акцент на общем «психозе» в Астеровских сюжетах — сквозная линия, пронизывающая сюжет от начала до конца. Только она не сворачивает в другой жанр. У бельгийского же режиссера мы видим обратную картину: он использует метод американца, но при этом меняет форму своей истории. И поначалу делает это через эксперимент, что легко проследить на примере камеры.
В «каноничных» слоубернерах мы видим объекты и лица, которые медленно меняют свое положение в пространстве. Иногда они статичны и объектив долго фокусируется на конкретном взгляде, за счет чего напряжение нарастает постепенно (как в «Печати ведьмы»). В работе Ньюмана техника картинки иная. Переходы между кадрами резкие, что не дает глубоко погрузиться в атмосферу. Но, тем не менее, оторваться от фильма нельзя. Парадоксально, но, как в «медленном» и напряженном кадре, визуальная часть «Перевертыша» приковывает к себе – теперь уже за счет быстрой смены изображений.
Казалось бы, из-за одного такого технического нюанса «Перевертыш» сложно отнести к слоубернерам, где напряжение нагнетается «медленным» кадром. Но картина Ньюмана вписывается в его рамки за счет общей драматургии. Потому как в форме «медленного» хоррора подан сам сюжет фильма. В основном это не столько событийное развитие конфликта, сколько попытка героев психологически вписаться в неуютную среду после личностной травмы. Это желание переварить обстоятельства, которые ассоциируются с деструктивным опытом. Бесконечная интерпретация уже произошедшего события, рефлексия на него и «танец по кругу». Разрешение же конфликта при таком подходе — не убрать его, а смириться и принять то, о чем зрителю известно с самого начала просмотра. Слиться со средой, которая заставляет вспоминать момент травмы, чтобы, интегрировав её в себя, переварить деструктивный опыт – и переродиться. Или не выйти вообще и, порвав границы «психологической» скорлупы, уничтожить себя в окрепшей внутренней боли.
Ньюман выбирает второй способ, решая психическую проблему героев через опасное разрубание Гордиева узла. Основной конфликт фильма строится вокруг рождения в семье сына и травмы его старшей сестры, которая последовала за рождением брата. Травма подаётся не банально: девочка не становится жертвой психического насилия со стороны взрослых. Но узнает их шокирующие мотивы с истинными планами на ребенка. Конечно, современного ценителя жанра сложно удивить такой завязкой, так как сейчас снято много триллеров о демонах внутри семьи. Однако по-прежнему мало острых психологических триллеров, сюжет которых полностью основывается на семейной этике. Тем более на пережитой ранее психической травме, которая требует выхода в форме выяснения отношений со старшими.
Из современных картин в таком ключе известны «Порочные игры» Пака Чхан Ука, Астеровские «Реинкарнация» и «Солнцестояние». Максимально раскрываясь в форме слоубернера и, одновременно, походя атмосферой на снятый в ней «Перевертыш», стиль Астера также имеет общие черты с Нюмановской подачей за счет визуала.
И речь не о работе камеры.
В фильме Ньюмана ярки фольклорные образы, которые появляются в один из самых интересных моментов – с психологическим «сломом» героини, когда она раскрывает свою ненормальность. Событийно это происходит во время бутафорского ритуала. Примечательно, что такой же метод раскрытия психической травмы Астер использовал в «Солнцестоянии». В своем слоубернере жёсткий психический опыт рождается из языческого культа. Ньюман же использует его суррогат: помещает травмированную героиню в среду, где та выросла, с простыми, ничего — на первый взгляд — не значащими ритуалами. Интересно, что оба режиссера раскрывают психологические проблемы своих героев именно через работу с религиозными темами.
Но стоит признать, Ньюман не копирует Астера. Бельгийский режиссёр работает конкретно со слоубернером, не воспринимая опыт американского коллеги как лекало. Об этом говорит не только уклонение от «медленного» кадра, воспринимающегося нами каноничным для жанра, но и другой акцент на источнике проблем: у Ньюмана им по-прежнему остаётся не религия, а семья.
В «Перевертыше» нам изначально дают понять, что основной источник конфликта — эгоистичный отец, который не желает признавать своего второго ребенка из-за его «дефектности». На фоне презрения родителя у героини и случается травма. После следует лечение в психиатрической больнице, репутация сумасшедшей и непризнание девушки обществом. Такой горючий коктейль заставляет ее замкнуться в себе и сожалеть об участи ущербного, отвергнутого братца, видя в нем родственную душу.
Но основная причина мыслей о младшем брате коренится в том же горьком прошлом, которое требует «переварить» себя. Переварить – значит решить долго мучающую травму. Как мы отметили ранее, Ньюман делает это через разрубание Гордиев узла – внезапно, с поворотом в другой жанр. Из-за чего «Перевертыш» оправдывает свое название и раскрывает случившееся в семье преступление, расставляя драматические акценты совсем иначе, чем было в начале. Ньюман делает это жанровыми средствами, характерными не для слубернера, а для слэшера. И, к тому же, использует прием, который редко оправдывается в финале: он выворачивает конфликт наизнанку простым средством — флешбэком.
Конечно, это взвинчивает динамику. И поначалу слоубернеровский фильм превращается в «мясной» триллер с физическим насилием. Такой слом формы можно допустимо воспринять как прием, если бы мы говорили о работе состоявшегося жанрового мастера. Но, к сожалению, до этого Ньюман снимал короткометражки. Возможно, поэтому в длинном метре он не выдержал градус, к которому обязывала форма слоубернера — и показал решение сюжетного конфликта принципиально неуместной подачей.
В итоге фильм о психологической травме внутри семьи выглядит забористым и укрепляет градус накала именно благодаря форме слоубернера. Пока не сворачивает к использованию slasherа — жанра, диаметрально ей противоположного. Притом, что до стилистического «поворота» режиссер уверенно снимает «медленный» ужас. И даже в нём использует непривычные для жанра средства. Так что «Перевертыш» полностью оправдывает свое название: и по сюжету, и по форме. Он меняется, причем резко. Открытым остаётся вопрос, придётся ли большинству по вкусу такая перемена…